«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962) - Дмитрий Кленовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что Гуль не принял Вашей статьи о Есенине[105] и стихов Моршена — это уже явное неприличие. Я бы на Вашем и его месте перестал там печататься. И Вы и Моршен уже достаточно ответственные за свои произведения авторы и ничего плохого редакции предложить не можете, могут быть только более или менее удачные вещи, и эти последние редакция должна, так сказать, in Kauf nehmen[106], зная, что последуют и первые, а не капризничать.
Вы пишете, что как поэт Вы «совсем непризнанны». По-моему, Вы заблуждаетесь. У Ваших стихов много друзей, я это знаю по своей переписке (а она у меня весьма обильная). Причем все это люди с настоящим литературным вкусом. Конечно, в кругах мещанских «поклонников» у Вас не будет.
Спасибо за добрые пожелания жене. Ей постепенно становится легче, хотя рана иногда еще очень сильно болит и движения затруднены.
У меня идут переговоры с «Рифмой» (по ее инициативе) об издании моей третьей книги. Необходимо, однако, и мое материальное участие в этом деле, поскольку ни стандартный объем издательства (48 стр.), ни, особенно, тираж (200 экз.) меня не устраивают, а повысить эти цифры они отказываются. Вот тут-то и загвоздка.
Сердечный привет от нас обоих Вашей супруге и Вам.
Искренне преданный Вам Д. Кленовский
20
26.9.55
Дорогой Владимир Федорович!
Письмо Ваше, конечно, получил. О «Гурилевских романсах» кроме Одоевцевой вспоминали еще Адамович в «Н<овом> р<усском> слове» (статья «Новые голоса»[107]), Иваск и еще кто-то. Вообще, поэма запомнилась. Что касается «Пиковой дамы», то в том же № «Литер<атурного> современника», в статье о Чайковском[108] сказано, что он ее писал в Клину, а один мой знакомый (музыкант) уверяет, что опера частично написана в России, частично в Clarens на Женевском озере. Не знаю, кто прав.
Тираж в 200 экз. для меня мал, поскольку «След жизни»[109] за 2 года разошелся в 500 экземплярах, а из 700 экземпляров «Навстречу небу»[110] остались сущие пустяки в некоторых магазинах «Посева». На новую книгу предварительные заказы превысили уже 500 экз. (100 берет Сан-Франциско, 300 — «Посев» и т. д.), т<ак> ч<то> придется увеличить тираж до 800–850. Как же тут управиться с 200!? Ведь допечатывать дополнительно нельзя. Поскольку «Рифма» не шла ни на такой тираж, ни на желательные мне формат и объем — я от ее услуг отказался и издаю книгу сам с помощью двух заокеанских друзей, с которыми расплачусь по мере реализации издания. Рукопись уже в мюнхенской типографии и на днях должна пойти в набор. Думаю, что из печати книга выйдет недели через 3–4. Называться она будет «Неуловимый спутник»[111] и на 48 страницах содержать 36 стихотворений, написанных в 1952-55 гг., из них 29 — нигде еще не опубликованных. Внешне книга будет точной копией первых двух. Между прочим, стоимость издания гораздо дешевле, чем в Америке и Париже, т<ак> ч<то> С. Маковский свою новую книгу стихов тоже будет печатать в Мюнхене. Рекомендую это и В<ашему> вниманию.
Правильный ли у меня адрес Моршена (1072 Hellam. Monterey)? 5 недель тому назад я ему написал насчет некоторых возможностей издания его сборника стихов, но до сих пор, к великому моему удивлению, не имею ответа.
Тарасова[112] пишет, что «гвоздем отдела литературной критики» в № 25 «Граней» будет Ваша статья о Есенине. Жду ее с большим интересом. Тарасова же пишет, что № 27 задуман как «китайский», со статьями о китайской классической поэзии и современной литературе, с переводами китайских новелл и т. д. Мудрят что-то… Журнал «повернулся лицом» к СССР (куда не проскользнет ни одного №!) и — по-видимому — спиной к эмиграции. Жаль, ибо в эмиграции он постепенно получил признание.
Со здоровьем у нас нехорошо, скучно подробнее писать об этом…
Привет супруге.
Душевно преданный Д. Кленовский
21
<декабрь 1955 г.>[113]
Дорогой Владимир Федорович!
Простите, что долго не отвечал на Ваше письмо от 19 октября — занят был своей книгой, книгой стихов С. Маковского[114], которая печатается в той же мюнхенской типографии, а главное — моей больной женой, которая, не успев отдышаться от одной операции (камни в почках), заимела камни в желчном пузыре и находится тем самым в преддверии второй, ибо иначе помочь нельзя, можно только по мере возможности отдалять эту необходимость. Настроение поэтому у нас обоих самое тяжелое… Сколько же можно?
Книга моя вышла, и я отправил ее Вам 20 ноября, вероятно, вскоре до Вас доберется. Кажется, я писал Вам, что с «Рифмой» я разошелся и издание финансировали двое друзей, с которыми я рассчитаюсь по мере реализации книги. «Рифма» ограничивала меня и объемом (уместилась бы лишь половина стихов), и тиражом (200 вместо необходимых 750), и малым форматом. Можно было бы все увеличить на свой счет, но разница между таким «коллективным» изданием и своим собственным была бы столь незначительна, что я решился на второе, тем более что как раз в это время друзья предложили мне свою помощь.
Мандельштама я имею и даже… в двух экземплярах, от обоих редакторов. Многое простится Чех<овскому> изд<ательст>ву за эту книгу[115]. Что явилось для меня своего рода открытием — это проза М<андельштама>. Глеб Струве писал мне, что делаются попытки издать на стороне и второй том, но вряд ли, думается мне, что-нибудь получится[116].
Ваши воспоминания[117] в № 42 «Нов<ого> ж<урнала»> прочел с исключительным удовольствием. Почему Вы ставите на себе крест как на поэте (так Вы пишете в письме)? Вы молоды, и Ваш творческий путь может еще много раз не только повернуть к новому, но и вернуться к старому своему выражению. Во всяком случае, поэтическое нутро у Вас есть и Вам от него не избавиться!
Насчет точек как литературного приема, что ли, я с Вами не согласен. Они меня у всех (даже и у Пушкина) только раздражают. На мой взгляд, они показывают только, что автор спасовал перед какой-то трудностью, словесной или смысловой, безразлично.
Ваши объяснения насчет Чайковского настолько убедительны, что в те газеты или журналы, которые подвергли Ваши слова сомнению, стоило бы послать фактическое опровержение. Я сообщил о них тем из моих знакомых, которые в Вас усумнились. Но почему Вы написали мне так: «…которое Модест Чайковский сварганил для Кленовского (!?)»? Если бы не (!?), я бы принял это просто за описку.
Известно ли Вам, что в СССР выходит восьмитомное собрание сочинений Бунина[118] и что поэт Ладинский[119] (смотри антологию Иваска и издания «Рифмы») уехал «домой» и пишет статьи в «Лит<ературной> газете»?
Искренне преданный Вам Д. Кленовский
22
5 янв<аря19>56
Дорогой Владимир Федорович!
С большим интересом прочел Ваши высказывания по поводу моей новой книги. Вашим суждениемя очень дорожу, ибо Вы в своих литературно-критических мыслях талантливы, умны и своеобразны. У Вас зоркий глаз, легкая и вместе с тем крепкая хватка, и можно только пожалеть, что Вы предпочитаете иметь дело с именитыми мертвецами, игнорируя живых, которым Вы могли бы быть полезнее, чем первым. С наслаждением прочел и Ваши воспоминания в «Нов<ом> ж<урнале»>, и статью о Есенине в «Гранях». В то, что со стихами Вы не распрощались и русской поэзии еще и в этом отношении послужите — твердо верю. Не умаляйте свою поэму о Ладе — в ней все Ваши качества, и она очень, очень хороша. Мне лично немногое за эти 10 лет доставило такое удовольствие, как она.
Я получаю много хороших отзывов о «Спутнике», притом немало от людей, с мнением которых нельзя не считаться. Все сходятся на том, что эта книга лучше предыдущей. Отбор наиболее понравившихся стихов очень пестрый, и можно сказать, что на всякий товар есть купец. Наибольшее количество голосов собрали 4 царскосельских стихотворения. Берберова называет их шедеврами, Н. Ульянов (оказавшийся большим моим почитателем) пишет, что они «пронзают душу», в этом же смысле высказываются Анна Присманова, С. Маковский и др. Затем идут «Прощание с телом», «Дряхлеют вечные слова», «Раз в году», «Как поцелуй через платок» и др. Разнообразие в отзывы внес Родион Березов, предавший книгу анафеме. Он обвиняет меня в том, что я забыл о Боге («имя Его упоминается в Вашей книге только один раз!»), предаюсь «воспоминаниям о нагом теле возлюбленной» и «мечтал о папиросах» (стр. 25). Умоляет меня вернуться на путь истинный, иначе я останусь «только больным поэтом первого ранга». Это у него все от баптизма. Сердиться или обижаться на него я не способен. Жаль только, что это может отразиться на распространении им моей книги. Ведь это ему я обязан тем, что предыдущие окупились. Продажа через магазины не дает мне ровно ничего. Парижские, например, продают книгу ниже себестоимости, берут себе 45 % с выручки и не рассчитываются годами. Только добрые друзья, бескорыстно ее распространяющие, давали мне возможность каждый раз рассчитаться с долгами по изданию. Теперь эта возможность под угрозой.
